Известные работы андреа мантенья. Мантенья андреакартины и биография Мантенья картины

Андреа Мантенью называли при жизни «другим Леонардо» − имея в виду сложность, продуманность и зашифрованность сообщения

Платон объяснил, как устроено человеческое сознание: мы припоминаем знания, данные нам изначально.Неведомые нам самим знания у нас имеются по причине принадлежности нашего сознания к единому эйдосу. Платон под словом «эйдос» понимал нечто вроде «проекта» человечества: эйдос – это внутренняя форма мира, это конгломерат трансцедентных сущностей. Процесс припоминания таков: наше сознание подобно пещере, а знания и представления появляются на стенах этой пещеры, словно тени. Мы реагируем на тени, мелькающие на стенах пещеры, мы описываем эти тени, мы придаём им смысл и через метафоры, связанные с этими тенями, возвращаем себе изначальное знание.

Платон говорит, что тени, которые возникают на стенах пещеры, отбрасывают процессии, идущие мимо входа в пещеру.

Что это за процессии и какого рода тени они отбрасывают, Платон (рассказ ведётся от лица Сократа в диалоге «Государство», но придумал эту метафору Платон) не уточняет. Он пишет, что в пещере слышны кимвалы и литавры процессии. Вероятно, это шумная и праздничная процессия, но что за праздник, почему шум – более ничего не сказано. И крайне любопытно: а сама эта процессия – каким сознанием и припоминанием знания обладают её участники? Но об этом ни слова. Интерпретировали сказанное многие. Платон не мог представить, что в диалог на тему теней в пещере сознания вступит художник. Среди многих участников сократовских диалогов «художника», разумеется, нет; Платон считал, что изобразительное искусство – вещь вторичная и даже третичная: художник воспроизводит образ стола, который сделал столяр, а идею стола столяр получил от эйдоса.

Время Кватроченто пересмотрело данное положение – и это тем примечательнее, что оппонентом стал неоплатоник, прилежный почитатель античности, мантуанский художник Андреа Мантенья. Центральным, самым значительным произведением Мантеньи является гигантский полиптих (девять трёхметровых холстов), выполненный на тему «Государства» Платона и – поскольку полемика идёт на метафизическом уровне – версии возникновения самосознания.

Мантенья писал эти вещи – главные в своей жизни холсты – двадцать лет. И то сказать, замысел был значительным, требовал работы. Однако двадцать лет, даже если припомнить все прецеденты длительных работ, – это нечто из ряда вон выходящее. Мантенья, который был одним из умнейших людей своего времени, конечно же, знал, что делает, – и как можно вообразить гения, тратящего двадцать лет времени без продуманного плана? Величайший художник Италии тратит двадцать лет своей драгоценной, посвящённой трудам и бдениям жизни − на девять гигантских холстов. Вряд ли он это делал бессознательно. О нет, Андреа Мантенья был рационален болезненно – поглядите на его сухую, выверенную линию, на его жёсткие, предельно скупые образы. Это не «Руанский собор под дождём» – это твёрдое и лаконичное утверждение.

Парадоксальным образом это самое главное произведение Мантеньи осталось – практически до сих пор – неизвестным или малоизвестным. Мантенья – очень ровный художник; он писал только шедевры. Так что и прочих картин довольно для его величия, но эта – главная.

Итак, тема – «Государство и сознание гражданина». Отправная точка − «Государство» Платона, диалог о понятиях справедливость, эйдос, сознание, припоминающее изначальные знания. Соблазнительно сказать, что художник Андреа Мантенья проиллюстрировал мысль Платона, но сказать так − не верно: художники Возрождения менее всего иллюстраторы. Неоплатоники (Андреа Мантенья был именно неоплатоником) толковали эйдос через понятие логос – и слово для них имманентно изображению и сущности, они не иллюстраторы, но воплощатели. Искусство Кватроченто (прежде всего живопись, поскольку живопись – центральное из искусств Возрождения) − это инвариант философии.

Микеланджело и Леонардо да Винчи нарисовали концепции бытия, их произведения следует анализировать как философские сочинения. Третьим в этом списке следует числить Андреа Мантенью, знатока античности и толкователя Платона.

А. Мантенья. "Триумф Цезаря. Сцена I"

Андреа Мантенья последние годы своей жизни писал «Триумфы Цезаря» – наряду с капеллой Микеланджело и «Вечерей» Леонардо. Этот полиптих – главное произведение итальянского Возрождения. «Триумфы» – это девять огромных холстов, каждый около трёх метров длиной. На каждом из холстов изображён фрагмент шествия: перед нами проходят рабы, воины, пленники, кони, слоны. Изображён неостановимый поток людей, поток людей движется справа налево – они несут штандарты, драгоценности, оружие, утварь. Это символ силы и славы государства и цивилизации. Античный триумф – это традиционная процессия из рабов и воинов, несущих трофеи и дань. Триумф – это апогей государственного торжества после победы над врагом. Все вместе девять холстов образуют гигантский фриз – наподобие фризов Фидия в Парфеноне. Название «Триумфы Цезаря» не поддаётся дальнейшей расшифровке – неясно, какой из конкретных триумфов изображён, наиболее точная отсылка к процессии, изображённой Фидием на барельефном фризе Парфенона. Cкорее всего, это парафраз барельефа с южной стены Парфенона: ведут жертвенных животных, шагают пленники, впереди играют музыканты. Желание в живописи создать скульптуру (то есть повторить пафос Фидия) подчёркнуто тем, что Мантенья эскизы выполнял в монохромной технике гризайли, как бы изображая не людей, но шагающие статуи. Мантенья вообще любил гризайль – для живописца, рисующего цветом, использование гризайли равно включению сухого документа в ткань романа.

А. Мантенья. "Триумф Цезаря. Сцена II"

И Мантенья, когда писал свои монохромные триумфы, уподоблялся хронистам и летописцам: вот, смотрите, было вот так – я не приукрашиваю. В случае своего финального полотна (точнее − девяти полотен) он написал этакий триумф триумфов. Перед нами не живые люди, а памятники, скульптуры, но точно ожившие памятники – памятники победе. Триумф цивилизации в целом.

Прежде Мантенья писал Распятия и святого Себастьяна, мёртвого Христа и Сретение, но решил истратить последние годы на триумфы. Хочется сказать: на изображение суеты. «Слава, купленная кровью», по слову русского поэта, равно порицалась и гуманистами России, и гуманистами Италии, но он упорно писал, из года в год, эти опьянённые подобострастием и жаждой внешнего диктата лица. Зачем они так упоённо маршируют? Это же унизительно, абсурдно, жалко! Зачем великий старик тратит последние годы на изображение глупости?

Изображён парад, демонстрация мощи и спеси. Нарисованы люди, которые не в силах обособить своё существование – всех влечёт общее движение в строю, им уже не вырваться из парада суеты.

Если смысл в том, чтобы показать суету триумфа, то это очень небольшой смысл: и одного холста хватило бы, чтобы показать идиотизм толпы. А двадцать лет на такое послание истратить жалко.

То есть сегодня это нормально: сегодня принято тратить жизнь на то, чтобы славить суету, но для Мантеньи это было нетипично. Он мог просидеть полгода над латинским текстом – это понятно. Но служить полгода (не говоря о двадцати годах) сластолюбию ничтожеств – не мог.

Вообразите, что великий художник, мудрый человек (знаток латыни и древних текстов) тратит годы на тщеславную картину (или на разоблачение тщеславия, что одно и то же), – ему что, времени не жалко? Кстати, это единственная картина Ренессанса, которая написана не на заказ – художник писал вопреки воле семейства Гонзаго, при дворе которых жил. Вернее сказать, мы не знаем, была ли договорённость: возможно (это предположение), он объяснил замысел великому гуманисту Лудовико Гонзага – но тот скоро умер. Его сын, милитаристический юноша Федерико, и внук Франческо были от замысла далеки и (судя по письмам) не понимали, о чём идёт речь. Писал Мантенья исключительно по своему желанию, вопреки всем рыночным (так тогда не говорили, но тем не менее) договорённостям.

А. Мантенья. "Триумф Цезаря. Сцена IX"

Он сделал девять холстов, чтобы усугубить впечатление протяжённого шествия, чтобы сделать зрителя буквальным свидетелем процессии, – это титанический труд. Фигуры нарисованы в натуральный размер – и, когда мы находимся перед этим тридцатиметровым произведением, возникает эффект «Бородинской панорамы» – персонажи реально идут, реально движутся, вечно длящийся триумф.

Мало этого, у нас есть все основания почувствовать себя включёнными в процессию рабов, ощутить, каково это − шагать в триумфе Цезаря. Это произведение − масштабом равное «Страшному суду» Микеланджело, в том отношении, что касается нас всех: мы все предстанем перед Божьим судом и мы все – земные рабы. Причём Микеланджело в своих фигурах грешников, равно и в скульптурах рабов, часто ориентировался на Мантенью: рабы, сделанные для гробницы Юлия II, часто повторяют ракурс раба Мантеньи, а «Раб связанный» (сделан в 1513 году) в точности повторяет пластику и ракурс святого Себастьяна Мантеньи 1506 года, выполненного для Гонзаги; сам же Мантенья думал о фризе Фидия – он был человеком амбициозным. Мантенья подошёл к работе над «Триумфами» уже зрелым человеком, с наработанным методами и сформировавшейся интонацией – эта интонация суровой правды обучила многих говорить неприкрашенно, но по существу. Вот наглядно показано шествие рабов, и мы − в нём, среди прочих рабов. Вам такое положение не нравится? Ну что же делать? Потерпите.

Произведение «Триумф Цезаря» Мантеньи означает вот что: художник изобразил, как устроено наше сознание. Платон, как это известно, описал наше положение в пещере следующим образом: мы стоим спиной ко входу и видим лишь тени, падающие на стену пещеры. Андреа Мантенья проделал поразительную вещь: развернул зрителя лицом к тому, что отбрасывает тень на стену пещеры, и оказалось, что процессия, отбрасывающая тень, есть триумфальное шествие рабов. То есть мы впервые увидели то, что формирует наше сознание.

Мантенья заставил зрителя увидеть жестокость государства, распоряжающегося нашими представлениями о добре и зле, ущербность власти, её мощь и бессердечие одновременно, то есть сделал то, о чём у Платона и речи нет, – исследовал предмет, отбрасывающий тень, образующий сознание. Следующий неминуемо вопрос: морально ли наше сознание или высшая категория платонизма «благо» существует вне христианской морали?

Наше сознание соткано из теней, отброшенных вот этим шествием, – ну посмотрите внимательно, каково оно, это шествие порабощённых народов?

Неужели наше сознание свободных граждан, довольной собой нации, самодовольного государства – неужели наше самосознание существует благодаря унижению других людей? Значит, сознание свободного гражданина есть функция от унижения раба?

Государственность и природа власти – один из наиболее дебатируемых вопросов итальянского Возрождения как в философии, так и в живописи; собственно, прото-Ренессанс, в лице Данте, сформулировал основные посылки, но период Кватроченто эти положения сделал болезненно актуальными. И как могло быть иначе? Платон (а все гуманисты отталкивались от Платона) поставил вопрос государственности как радикально важный для понятий «благо» и «справедливость». Гибель греческой демократии, разрушение демократии римской, шаткое положение итальянских демосов – всё это делало гуманистические штудии драматичными. Мир Лоренцо Великолепного и его двора, мир семейства Гонзага, под крылом которого существовал Мантенья, или семейства д"Эсте, покровительствовавшего Косме Тура, − покой и время, отпущенные на гуманистическое творчество в этих дворцах, – были во многом обусловлены Лодийским мирным договором 1454 года. Долгожданный договор, прекративший усобицы, обеспечил недолгое (но такое долгое для человеческой жизни!) равновесие между соперничающими итальянскими государствами. Миланское герцогство, Флорентийская синьория, Папское государство, Венецианская республика наконец обрели некий сбалансированный режим отношений – вплоть до 1494 года, до вторжения французского Карла VIII. На это время пришёлся расцвет Флоренции Медичи, и творчество Мантеньи пришлось именно на эти годы. Мирное сосуществование обеспечило покойную жизнь городов, находящихся на пересечении интересов государств, – в Мантуе (где жил Мантенья) или в Ферраре (где Косме Тура) можно было спокойно работать. Мантенья мало путешествовал. В юности и в молодые годы поездил, но в зрелые годы выезжать из родных стен не любил. Соблюдение и утверждение закона стали главной темой Мантеньи. Закон он понимал на метафизическом уровне. Андреа Мантенья – художник очень строгий, он художник, показательно следующий правилам. Правда, эти правила не есть обременительные академические лекала, но установленные им самим критерии подлинности в рисовании. Тем не менее это строгие правила рисования. Отчего же не сопоставить правила рисунка с государственным законом? Закон социальный и правила рисования – сопоставимые и даже взаимозависимые величины. Мантенья ценил закон везде – в государственном устройстве, в латинской грамматике, в анатомии, в человеческих отношениях.

Мантенья очень любил ставить зрителя в неудобное положение правдивым рассказом – например, перед телом мёртвого Христа.

Кто ещё, кроме нас, сегодняшних миллионов зрителей, мог увидеть мёртвого Христа вот так, сверху вниз, у своих ног? Написанная, с точки зрения Иосифа Аримафейского, картина (а кто ещё мог с такого ракурса видеть тело замученного, снятого с креста Иисуса? – только один Иосиф, который его и снимал с креста; иногда художники изображают Иоанна Богослова и Никодима в сценах снятия с креста, но в Евангелиях упомянут лишь Иосиф Аримафейский) заставляет нас сегодня соизмерять свои нравственные силы с великими примерами. И чаще всего у нас сил на разглядывание, на понимание и сравнения не хватает, мы отходим от картины, ничего не отдав ей и ничего не взяв у неё.

А. Мантенья. "Мертвый Христос"

Интересно сопоставить картину Мантеньи «Мёртвый Христос» с известным произведением Ганса Гольбейна «Мёртвый Христос в гробу», с той самой картиной, которую князь Мышкин увидел у Парфёна Рогожина (в копии, разумеется), а писатель Достоевский видел эту картину в Базеле, в оригинале, и был весьма впечатлён. Мёртвый Христос Гольбейна изображён в гробу, мы смотрим на тело сбоку, видим полный профиль мёртвого, замученного человека; видим вздыбленные рёбра, острый нос, худые ноги. Покойник производит неприятное впечатление (есть легенда, что Гольбейн писал образ с утопленника), что, как считал Достоевский, может пошатнуть веру. Непонятно, с какой точки зрения надо было смотреть на покойника, чтобы так увидеть тело: это искусственная позиция. Именно эта искусственность ракурса не даёт испугаться в полной мере. Это символ, это декларация, но никак не реальность – так взглянуть на Христа мы физически не в состоянии, и апостолы его тоже так не увидели.

Г. Гольбейн Младший. "Мертвый Христос"

Картина же Мантеньи сделана так, что нас как бы подводят к телу – мы действительно стоим возле покойника, мы даже смотрим на него сверху вниз. Небольшой размер картины Гольбейна не позволяет считать изображение реальностью; искусственность искусства нивелирует эффект страшной картины. Мантенья же рисует так убедительно и столь нарочито воспроизводит человеческие пропорции, что причастность к смерти Иисуса становится обыденной.

В этом же ряду следует поставить и самого трагичного, самого реалистически обезображенного учениями Иисуса – кисти Маттиаса Грюневальда. Изенхаймский алтарь принял образ Спасителя на кресте, и это чудовищный в своём безнадёжном мучении образ Сына Божьего. Измочаленное побоями, искажённое судорогами, тело не обещает никакого воскресения – мы стоим перед фактом убийства и должны осознать убийство, к которому причастны так или иначе все.

Это очень суровая картина, она обвиняет. Пафос Грюневальда приняли многие антифашистские художники пять веков спустя. Мантенья сказал проще, но и безжалостней: вот, смотрите, Спаситель лежит у ваших ног. Он Сын Божий, но он, во всём своём величии, распростёрт перед вами – ради вас приняв муки и смерть. Вы что по этому поводу думаете? Глядите: Он у ваших ног.

Все три изображения мало общего имеют с привычным иконописным каноном; классические православные «Муж скорбей» и «Плащаница» не указывают (несмотря на печальный сюжет) на конкретные телесные муки. Три вышеперечисленные вещи: итальянца, немца-католика и немца, ставшего в итоге англичанином (правда, дружба с Мором делала Гольбейна подверженным католическому влиянию) – совсем не иконы; это прежде всего разговор с современником о современности. Они написаны с промежутком в двадцать лет – Мантенья сделал свою вещь в 1480-м, Грюневальд − в 1506-м, Гольбейн − в 1522-м; все три произведения, каждое на свой лад, включают зрителя в действие.

Для Мантеньи включение зрителя в действие было необходимостью. В качестве доказательства последнего положения сошлюсь на эволюцию образа святого Себастьяна. Мантенья обращался к сюжету трижды; образ офицера, выступившего против своего государственного устройства вопреки армейской дисциплине, расстрелянного своими солдатами, ему представлялся значимым для собственного времени. Впервые написал Себастьяна в 1458 году: святой изображён на фоне античных руин,привязанным к основанию разрушенной триумфальной арки (тема триумфа появляется уже тогда). То есть римская государственность, как наглядно демонстрируется, ущербна и разрушается – тем более что подпись свою художник ставит по-гречески.

Вариант 1480 года иной: Себастьян по-прежнему в античном городе, привязан к коринфской колонне, а в картине появляются лучники. Точнее сказать, появляются головы стрелков, написанные на уровне наших голов, – картина находилась в алтаре Сан-Дзено в Вероне и была укреплена так, что головы лучников приходились вровень с головами зрителей. Лучники с картины вступают в диалог с нами, один из лучников развёрнут в нашу сторону и словно приглашает принять участие в стрельбе.

Финальная вещь 1506 года оказалась последней, написанной Мантеньей – эта картина оставалась в мастерской мастера, когда он умер. В этой наиболее сильной и страстной вещи аксессуаров уже нет. Исчезли и античный город, и колонны, и лучники. Остались беспросветная тьма и искривлённое усилием тело Себастьяна (Микеланджело повторит это усилие в «Рабе связанном», отчасти в «Матфее») – и теперь мы с полным основанием можем считать, что Себастьян попросту поставлен напротив нас. Это мы созерцаем его мучения, а возможно, это мы и стреляем в Себастьяна. (Обратите внимание на лицо этого последнего Себастьяна: мученик словно поёт. Его рот открыт словно бы для гимна, поющегося из последних сил. Эти поющие уста Мантенья обычно дарил младенцам – когда он рисовал младенца Иисуса, то обязательно делал так, что ребёнок словно бы поёт.)

Возвращаясь к фризовой композиции «Триумфов», можно сказать, что все эти рабы реально проходят мимо нас, они нашего роста и дефилируют мимо нас: посмотрите – и решите, нравится ли вам такое шествие.

Мантенья – художник неприятной правды. Он подобен сухому педантичному врачу, который столь увлечён наукой, что полагает, будто пациенту поможет даже знание о смертельном недуге. Его лекарство – сухая, суровая правда; никаких сантиментов, никакого снисхождения: скажи, что должен, – последовательно и безжалостно.

Интонация всегда ровная, Мантенья никогда не повышает голоса, он говорит с упорной и даже с монотонной силой, но негромко. Нет ярких красок в картине, нет экстатических жестов героев, нет искажённых лиц – но, несмотря на уравновешенный тон, создана общая атмосфера непомерного напряжения сил. За счёт чего это напряжение существует в картине? Сжатые губы, сосредоточенные взгляды, нахмуренные лбы, сумрачный колорит, безжалостно точные линии рисунка – всё это заставляет нас переживать катарсис в тех сценах, где, казалось бы, ничего аффектированного не происходит. Вот сцена благословления младенца Иисуса старцем Симеоном Богоприимцем; Сретение – сцена чрезвычайно благостная и даже умилительная. Мантенья, сухо пересказывая обстоятельства встречи святого семейства с Симеоном, делает эту сцену трагической. Младенца художник изображает запелёнутым так, как пеленают египетскую мумию, пелёнки младенца напоминают саван. Иисус предстает словно перед положением во гроб, точно перед нами репетиция погребения, а совсем не радости вхождения в жизнь. Поражает лицо Иосифа, мужа Марии. Иосиф смотрит из глубины картины сурово и даже с неприязнью, сжатые навсегда губы не выпустят ни единого слова, глаза глядят исподлобья с неослабевающим гневом. На кого он гневается?

Мантенья в последние годы жизни занимался чем-то таким, что можно было бы сравнить с «расщеплением атома» – он показал противоречивость изначального эйдоса, отсутствие целостности в предмете, отбрасывающем тень.

Существенно включить в анализ «Триумфов» современную Мантенье книгу – «Гипнэротомахию Полифила» Франческо Колонны, священника и проповедника, игравшего в то время роль, схожую с ролью Савонаролы – если иметь в виду степень воздействия на умы. «Гипнэротомахия Полифила» – это книга о путешествии во сне, снящемся внутри сна, – совершенно платоновская последовательность развоплощения. Полифил совершает свои путешествия во сне, обретая иную реальность, более подлинную, нежели та, которую он осязает. Мантенья был верным читателем Колонны – в его поздних картинах есть прямые цитаты: скалы, разрушенные временем до облика чудовищ. И то, что наше сознание есть путешествие в мире теней, то есть во сне, который снится, а сам сон − это и есть цивилизация, – всё это сказано весьма последовательно.

Здесь любопытно вот что: понятие «тени» для античного и для христианского восприятия – нетождественны. Тень для Платона и тень для Фомы Аквинского имеют очень разные значения. Природа тени трактуется в иконописи как злое начало – и тут нет двойного прочтения. Иконопись и живопись Возрождения до Пьеро делла Франческа тени вообще не знает: написать святого в тени или с ликом, изменённым игрой светотени, – это нонсенс. Скажем, в дантовской поэме «мир теней» не есть мир смыслов – смыслом являемся яркий свет. Данте, который постоянно разговаривает на темы платоновских диалогов, идеал представляет себе как ровное сияние – и войти в мир света его вожатый Вергилий (античный мудрец, которому смысл явлен в тенях) никак не может.

Мантенья, который был неоплатоником, то есть сопрягал христианское представление о первопарадигме с платоновским учением, придумал на этот счёт странный ответ. Он написал трёхмерные скульптуры, сотканные светотенью и отбрасывающие тени, – мы вот теперь видим, как в пещере дело устроено, как образуется тень. Поскольку отныне предмет, отбрасывающий тень, нам виден явственно, мы можем заметить, что идея (тень) и сущность, посылающая идею (процессия в данном случае), нетождественны совсем.

Процессия, отбрасывающая тень, – противоречива и суетна; в триумфальном шествии жертва и победитель, хозяин и раб, пленный и господин – переплетены в единое целое. Парадоксально то, что тень, отброшенная этими фигурами на стену пещеры, будет общая. Про это Платон забыл написать – точнее сказать, неделимость эйдоса не позволяет предполагать, что внутри самой посылки что-то не то. Платон был поэт, словом владел лучше большинства драматургов, но, когда писал про «процессию и триумф», не счёл нужным увидеть в образе подвоха. Но тень (идея) образуется от сопряжения тел господина и раба – вот в чём ужас. Фигуры врагов могут иметь общую тень – и, соответственно, наше сознание будет питаться общей идеей. Но первопричина − то, что отбросило эту тень, то, что создало наше сознание, – противоречива. Цивилизация – и история; знания – и вера; Мантенья написал именно про это противоречие. Это великое произведение неоплатонизма, так его и надо, полагаю, читать. Именно так, думаю, картину и трактовал Колонна, хотя на этот счёт можно лишь догадываться. Сегодня, глядя на «Триумфы» Мантеньи, попробуйте сопоставить величие государственного дискурса с хрупкостью отдельного сознания; так когда-то сделал Пушкин в «Медном всаднике». Когда нас увлекает абстрактная государственная идея и ваше сознание оказывается во власти теней – попробуйте повернуться лицом ко входу в пещеру и взглянуть, что именно отбрасывает эту волшебную тень.

фото: BRIDGEMAN/FOTODOM; THE ROYL COLLECTION, HAMPTON COURT PALACE, LONDON, UK

Один из выдающихся художников раннего Ренессанса. В 1441 отправляется в Падую, где обучается у Франческо Скварчоне, который знакомит его с античным искусством. На его творчество в значительной мере повлияли скульптуры Донателло (1386–1466), Андреа дель Кастаньи и Якопо Беллини. С 1448 Мантенья работает самостоятельно и скоро становится признанным мастером. В 1460 является придворным живописцем династии Гонзага в Мантуе. Для произведений Мантеньи характерны анатомически точное изображение человеческого тела, тщательное воспроизведение деталей, так же как и умелая передача перспективы. Эти нововведения оказали сильное влияние на его шуринов - Джентиле и Джованни Беллини. Его гравюры по меди также обрели широкую известность севернее Альп.

Юдифь

Мантенья одним из первых в эпоху Возрождения изобразил Юдифь. Его Юдифь малоэмоциональна, её взгляд обращен в вечность, это изображение близко к изображениям святых.

Юдифь и Олоферн

Мантенья первым перешел от христианских к античным темам и первым изучил анатомию обнаженного тела. Он первым принялся за исследование характера движения, механизма сокращения мускулов. Он обогатил новыми законами и композицию картин. Никогда не встречаются у него лица, выведенные только как портреты, число которых можно было бы произвольно увеличить. Все фигуры участвуют в действии, все подчинены твердо сплоченному целому. Обнаружилась новая красота композиции, не терпящая прежнего, столь излюбленного небрежного нанизывания подробностей.

Мантенья и живопись

Мантенья считается основоположником техники живописи на холсте. Самый ранний живописный холст в Италии - это картина Мантеньи «Святая Евфимйя», созданная в 1454 году. Вазари писал, что, в период написания цикла картин «Триумф Цезаря» для дворцового театра в Мантуе в 1482–1492 годах, Андреа Мантенья уже имел большой опыт работы на холсте.

Художник, избежавший какой бы то ни было классификации, стоящий вне школ и направлений, Мантенья оказал неоспоримое воздействие на живопись Италии - от Падуи до Венеции. Благодаря широкому распространению гравюр Мантеньи, итальянское Возрождение проникло в Германию.

Распятие (около 1458)

Дерево, темпера, 41,3*29,5 см. Уффици, Флоренция.

Данный портрет является одним из лучших произведений Мантеньи. Стройная композиция помогает запечатлеть строгий облик персонажа. Мантенья применяет метод поворота модели в три четверти, заимствованный у мастеров северноевропейской живописи. В целом портрет является идентичным изображением Карло Медичи.

Мадонна делла Виттория (1496)

Холст, темпера, 280*165 см. Лувр, Париж.

Это произведение Мантенья пишет по заказу маркграфа Франческо II Гонзага (1466–1519) - он изображен слева на переднем плане - в память о битве под Форново ди Таро в 1495. Знаменитой алтарной картине присущи использование оптической иллюзии, эффекта перголы, героический стиль изображения персонажей, теплый колорит.

Купольная фреска Камеры дельи Спози (1465–1475)

Фрагмент росписи. Фреска, диаметр: 270 см. Кастелло Сан Джорджо, Паллаццо Дукале, Мантуя.

На фреске, расположенной на своде маленькой квадратной комнаты, Мантенья впервые в западноевропейском искусстве создал иллюзию пространства, уходящего в небо. Отверстие окружено парапетом, вокруг которого изображены ангелы, смотрящие вниз, люди и животные. Это смелая композиция, где фигуры изображены в необычной перспективе. Фреска была образцом для последующих поколений художников, особенно стиля барокко.

Людовико Гонзага, его семья и двор (1474)

Фрагмент росписи. Фреска, 600*807 см. Кастелло Сан Джорджо, Паллаццо Дукале, Мантуя.

Фрески из Камеры дельи Спози, спальни Людовико III Гонзага (1414–1478), являются знаменитым образцом мировой живописи итальянского Ренессанса. В выразительных сценах с ярко выраженной перспективой и отображением природных мотивов Мантенья представляет большое, полное великолепия окружение маркграфа - семью и ближайших подданных.

Парнас (1497)

Холст, темпера, 60*192 см. Лувр, Париж.

Изображение горы Муз является первой картиной из цикла, написанного по заказу мантуанской графини Изабеллы д’Эсте (1474–1539) для ее рабочего кабинета. В центре картины представлены девять богинь искусств, танцующих под музыку Аполлона, над ним - смеющийся над Амуром Вулкан. Справа рядом друг с другом - Меркурий и Пегас. Нетрадиционным для подобных произведений выглядит изображение Марса и Венеры. Холм, на котором они стоят, - сквозной и открывает вид вдаль. Справа возвышается сооружение, похожее на крепость. Пейзаж изображен тщательно и с фантазией.

Торжество добродетели над пороком (1502)

Холст, темпера, 160*192 см. Лувр, Париж.

Картина, отражающая сюжет морально-поучительной аллегории, также относится к декорации рабочего кабинета Изабеллы д’Эсте. Она изображает сцену, на которой Минерва - богиня войны и благоразумия, вооруженная щитом, копьем и шлемом, изгоняет порок из сада добродетели. Наряду с Парнасом эта картина оказала огромное влияние на развитие светской живописи XVI в. Сад окружен арочной каменной изгородью, украшенной цветами. Через нее просматривается окружающий пейзаж. Другие божества наблюдают с облака за драматическим действием в саду добродетели.

Известные работы Андреа Мантенья обновлено: Сентябрь 16, 2017 автором: Глеб

Андреа Мантенья (ок.1431-1506). Родился в Падуе в семье плотника. Между 1441 и 1445 годами Мантенья был записан в падуанский цех живописцев как приемный сын художника Франческо Скварчоне, в мастерской которого работал до 1448 года. Мантенья был не единственным приемным сыном Скварчоне, который проводил процедуру усыновления для того, чтобы не платить своим ученикам, используя их труд для получения наживы. Большой общественный резонанс в Падуе имел судебный иск Мантеньи против своего учителя, в результате которого 17-летний юноша обрел независимость.

Андреа Мантенья рано сформировался как художник. Уже в росписях капеллы Оветари в падуанской церкви Эремитани (1448) заметны высокая техника рисунка, прекрасное чувство перспективы и хорошее знание античного классического искусства. Художник уделяет большое внимание анатомии фигур, подчеркивая ее складками драпировок, а также архитектурному декору. Возможно, под влиянием Донателло его живопись приобрела черты рельефности, почти скульптурности. Черты лаконичного, несколько сурового стиля Мантеньи (который с годами претерпел мало изменений) проявились и в его ранних станковых полотнах, таких как «Моление о чаше» (1455), «Распятие» (1457-1459), «Св.Себастьян» (1456-1459) и других.

В 1460 году Мантенья Андреа приехал в Мантую: если не считать двух лет, проведенных в Риме (где по просьбе папы Иннокентия VIII в 1488-1490 годах он украсил фресками его капеллу), вся его дальнейшая жизнь связана с этим городом. В Мантуе художник был назначен придворным живописцем Людовико Гонзага, для которого создал одно из самых лучших своих произведений - росписи Камеры дельи Спози (Свадебной комнаты) в Палаццо Дукале, которые были завершены в 1474 году. Исключительно роскошное декоративное убранство помещения, включающее групповые портреты семьи Гонзага, сцены придворной жизни, а также изображения римских цезарей, призваны были прославить один из самых великих правящих домов Италии. В этих фресках Мантенья активно использовал принципы иллюзионизма, позволившие значительно расширить пространство.

В период с 1480 по 1495 год по заказу дома Гонзаго Мантенья выполнил цикл «Триумф Цезаря», предназначенный для украшения дворцового театра в Мантуе. Девять больших холстов, изображающих длинную процессию с огромным количеством античных скульптур, доспехов, трофеев, отражают обширные знания Мантеньи в области античного искусства, истории и литературы. Формы в них объемны, жесты убедительны и ясны, пространство трактовано широко и свободно. В этом цикле живопись Мантеньи достигла наибольшей монументальности. К сожалению, картины плохо сохранились, пострадав не столько от времени, сколько от вмешательства неопытных реставраторов.

Андреа Мантенья также был замечательным гравером, одним из первых использовавшим технику печати для распространения своих произведений. Его влияние на развитие итальянской живописи было огромным. Среди наиболее известных его почитателей и последователей был венецианский художник Джованни Беллини (приходившийся ему шурином), а также Альбрехт Дюрер. Мантенья до конца дней занимал высокое положение при мантуанском дворе: за свои художественные заслуги он был возведен в рыцарское достоинство.

Mantegna, Andrea. Род. 1430-1431, Изола-ди-Картура – ум. 13.09.1506, Мантуя

Один из лучших художников Италии XV столетия, Андреа Мантенья обладал глубокими познаниями о древнеримской цивилизации, однако посвятил жизнь преимущественно христианской живописи. Предполагают, что Мантенья родился в 1430 или 1431, в местечке Изола-ди-Картура, недалеко от Падуи. Его отец, Бьяджо Мантенья, был плотником. В падуанских документах 1441 Андреа Мантенья называется учеником и приемным сыном художника Франческо Скварчоне. Уже в период жизни у Скварчоне Мантенья написал много картин, который вскоре стали цениться выше работ его приёмного отца и учителя. Так как Скварчоне присваивал плату за них, Андреа в январе 1448 судебным путём расторг договор об усыновлении. Вскоре Мантенья сблизился с венецианским живописцем Якопо Беллини и в 1453 женился на его дочери, Никколозии. Согласно, Вазари одной из причин разрыва Мантеньи со Скварчоне было соперничество последнего с Беллини.

Андреа Мантенья. Автопортрет. Фрагмент картины "Принесение во храм". Ок. 1460

Самая ранняя из известных картин Мантеньи – «Святой Марк» (конец 1440-х) – написана под влиянием стиля Скварчоне: святой показан в проеме полукруглого окна, окруженного гирляндой фруктов. Однако вскоре на живописную манеру Мантеньи стало влиять и новое тосканское искусство Возрождения. Художники из столицы Тосканы, Флоренции, часто работали в Северной Италии. В Падуе и Венеции выполняли фрески фра Филиппо Липпи , Паоло Уччелло , Андреа Кастаньо . Сильнее всего на североитальянских мастеров повлиял Донателло , который с 1443 по 1453 работал в Падуе над главным алтарем базилики дель Санто и конным памятником кондотьеру Гаттамелате. Андреа Мантенья рано проявил интерес и к античной культуре. В мастерской Скварчоне была коллекция античных памятников. С конца 1440-х Мантенья был связан с кругом падуанских гуманистов (Улисс дельи Алеотти, Джованни Марканова, Феличе Феличиано).

Андреа Мантенья. Принесение во храм. Ок. 1460

Главным произведением падуанского периода жизни Андреа Мантеньи стали росписи капеллы Св. Христофора в церкви Эремитани. Эта капелла принадлежала семье Оветари. В 1443 глава семьи, Антонио Оветари, завещал 700 дукатов на ее украшение. 16 мая 1448 его вдова Императриче Каподилиста наняла для написания фресок две группы мастеров. Свод, правую стену и входную арку должны были расписать венецианцы Джованни д"Алеманья и Антонио Виварини. Росписи левой стены и апсиды, а также выполнение терракотового алтаря поручались падуанцам Мантенье и Никколо Пиццоло. Окончание работ намечалось на декабрь 1450, однако они затянулись до начала 1457, и исполнители их менялись. Венецианцы расписали только свод, а в 1450 Джованни д"Алеманья умер, и Виварини отказался от дальнейших работ. Падуанский компаньон Мантеньи Никколо Пиццоло выполнил несколько фигур в конхе апсиды и начал сцену «Вознесение Богоматери» на ее стене. Правая сторона капеллы посвящалась истории св. Христофора. Начавший её Пиццоло, в 1453 художник был убит, и «Историю св. Христофора» завершил Мантенья – двумя композициями («Мученичество св. Христофора» и «Перенесение тела св. Христофора»). Росписи на левой стене на сюжеты истории св. Иакова Мантенья выполнил целиком, как и, вероятно, большую часть декора входной арки. Установить последовательность исполнения росписей сложно: в 1944 капелла была разрушена английской бомбардировкой, и современный исследователь имеет в распоряжении лишь довоенные фотографии. Сохранились лишь две упомянутые выше композиции истории св. Христофора и «Вознесение Богоматери», которые из-за очень плохого состояния еще в 1880-х были перенесены на холст.

Фрески капеллы Оветари проникнуты суровым героизмом, который усиливается скалистыми пейзажами и мощной архитектурой императорского Рима, который восхищал Мантенью. Эксперименты Мантеньи с перспективными сокращениями («Шествие св. Иакова на казнь», «Перенесение тела св. Христофора») усиливают восприятие зрителей.

В работе над фресками Эремитани было два перерыва. В 1449 Андреа Мантенья некоторое время жил в Ферраре, где получил престижный заказ на двусторонний портрет маркиза Лионелло д"Эсте и Фолько да Виллафорте (не сохранился). Предполагают, что здесь он встречался с Пьеро делла Франческа . Второй перерыв относится к 1452-1453. В это время Мантенья исполнял другие заказы – фреску «Святые Антоний и Бернардин» в люнете Санто и полиптих «Оплакивание» для капеллы Св. Луки в церкви Св. Юстины в Падуе. В колорите последнего видят иногда влияние Пьеро делла Франческа и ещё сильнее – Антонио Виварини , а в энергичной моделировке фигур заметно воздействие Кастаньо и Донателло.

Весной 1458 Андреа Мантенья заключил контракт сапостольским протонотарием Грегорио Коррером на исполнение алтаря для церкви Сан-Дзено в Вероне (окончен в 1459). Эта работа завершила падуанский период творчества Мантеньи. Резная рама для шести панелей алтаря также исполнена по его рисунку.

Андреа Мантенья. Алтарь Сан-Дзено. 1458-1459

Мантенья учитывал, что в Сан-Дзено основной поток света падал на алтарь справа и в соответствии с ним решил освещение фигур.

Андреа Мантенья. Распятие. Часть алтаря Сан-Дзено. 1457-1459

В 1797 алтарь Сан-Дзено был распилен и увезен во Францию Наполеоном . В 1815 центральная и боковые створки были возвращены на прежнее место в Италию. Композиции пределлы остались во Франции. Они хранятся в Лувре («Распятие») и в Музее изящных искусств города Тура («Моление о чаше» и «Воскресение»). В Сан-Дзено их замещают копии.

Андреа Мантенья. Моление о чаше. Ок. 1459

Еще в 1453 Мантенья был приглашен на службу правителем Мантуи маркизом Лодовико II Гонзага. Переговоры шли в течение трех лет. В 1459 художник переехал в Мантую, оговорив в контракте право брать заказы со стороны и право постройки своего дома. В его обязанности придворного мастера, помимо исполнения живописных работ, входили оформление праздников и спектаклей, создание рисунков для ковров, ювелирных изделий и т. п. В Мантуе Андреа Мантенья прожил сорок пять лет, сформировав художественную атмосферу города. В первые годы он выполнил много монументально-декоративных работ в загородных резиденциях Гонзага – на виллах Кавриана и Гойто, в новом палаццо Реверс на берегу По. Все они известны лишь по документам, в частности из стихотворного описания палаццо Реверс, сделанного другом Мантеньи – гуманистом Баттистой Фиерой. К 1461 относят «Успение Марии» (Мадрид, Прадо). Пейзаж в этой картине представляет вид на мост через Минчо, напротив замка Сан-Джорджо. 1460-ми датируется также триптих из Уффици («Вознесение», «Поклонение волхвов» и «Обрезание»). Картины не вполне сочетаются по размерам и были составлены вместе только в 1827. Считается, что они выполнены после поездки Мантеньи в Тоскану (1466 – Флоренция, 1467 – Пиза).

Андреа Мантенья. Поклонение волхвов. Часть триптиха из Уффици. 1460-1464

Самой значительной работой Андреа Мантеньи для маркизов Гонзага стали росписи Камеры дельи Спози (Комнаты супругов) в северо-восточной башне замка Сан-Джорджо, входящего в комплекс резиденции мантуанских правителей. Неизвестно, когда художник начал работу над фресками; окончены они были в 1474: дата завершения росписи указана в надписи над дверью в западной стене.

Лишенное архитектурных украшений, не слишком хорошо освещенное почти кубическое помещение Мантенья зрительно расширил средствами живописи, «превратив» его в открытый павильон. На южной и восточной стенах иллюзорные арочные проемы «закрыты» портьерами. На двух других сторонах занавесы изображены откинутыми.

Андреа Мантенья. Роспись Камеры дельи Спози. 1465-1474

Роспись западной стены из-за наличия двери разделена на две части: слева показаны егеря с охотничьими собаками, справа – сцена встречи маркиза Лодовико с сыном Франческо, первым кардиналом в роду Гонзага. Это событие состоялось в реальности: 24 августа 1472 кардинал после лечения на водах в Лоретте, недалеко от Болоньи, направлялся в Рим и по пути заехал в Мантую к родителям. Чтобы избежать официального приема, Лодовико выехал за город под предлогом охоты и встретил сына как бы случайно.

На северной стене Мантенья представил семейство Гонзага, собравшееся на террасе. Композиция этого первого в истории итальянской живописи группового портрета настолько совершенна, что остается непревзойденной до сих пор.

Андреа Мантенья. Портрет семейства Гонзага. Фреска Камеры дельи Спози. 1465-1474

На потолке зала, украшенном ромбовидными ячейками, в центре изображено круглое окно, обнесенное мраморной балюстрадой, через которую в зал «заглядывают» путти («амурчики») и девушки-служанки. Это знаменитый «oculus» («окно в небо»), безупречно переданный в перспективном отношении и ставший прообразом иллюзорных композиций на плафонах эпохи барокко.

В 1478 умер маркиз Лодовико, а спустя три года не стало его вдовы Барбары Бранденбургской, которая также покровительствовала Мантенье. Старший сын маркиза, Федериго I, скончался в 1484. Материальное положение художника ухудшилось, и в тот же год он обратился к Лоренцо Медичи с просьбой о денежной помощи для завершения строительства дома, начатого еще в 1476. Здание напротив церкви Сан-Себастьяно проектировал, очевидно, сам Мантенья, использовав чертежи Л. Б. Альберти. Еще в 1490-х дом не был достроен, но художник переехал в него, разместив там коллекцию антиков и устроив мастерскую. Спустя десять лет (1505) M. продал дом Гонзага, поскольку уже не имел средств на его содержание. Разрушенный во время Второй мировой войны, дом Мантеньи был впоследствии восстановлен.

Святой Себастьян . Картина Андреа Мантеньи, ок. 1480

Работы конца 1470-х – начала 1480-х мало документированы. К этому периоду относят одно из самых известных произведений Мантеньи – картину «Мертвый Христос» (Милан, Пинакотека Брера). Очень низкая точка зрения, тело Христа, представленное в резком перспективном сокращении, жесткий рисунок и тусклый колорит вызывают настроение безысходного трагизма. Иногда ее относят к самым последним годам жизни мастера.

Андреа Мантенья. Мертвый Христос (Оплакивание мёртвого Христа). Ок. 1490

10 июня 1488 помечено письмо маркиза Франческо II (сына Федериго) к папе Иннокентию VIII. В нем мантуанский правитель представляет понтифику своего живописца. В Рим Мантенья приехал, очевидно, в тот же год и оставался там до ноября 1490, расписывая по заказу папы капеллу в Бельведере. Тончайшая миниатюрная живопись капеллы была высоко оценена Вазари (не сохранилась). Параллельно Мантенья работал над серией картин на тему «Триумф Цезаря » (Лондон, Хэмптон-Корт). Первое упоминание о них находится в письме герцога Эрколе д"Эсте, отца Изабеллы, супруги Франческо П. В 1486 герцог посещал Мантую и видел некоторые полотна. В одном из документов за 1494 указано, что недостает еще двух композиций. В серию входят девять больших квадратных холстов. Составленные в ряд, они представляют торжественное шествие римского войска (возможно, имелся в виду триумф Цезаря после победы над галлами ), видимое как будто через колоннаду. В этом произведении в полную силу предстал гений монументалиста и проявилось блестящее знание Мантеньей античной культуры.

К числу лучших поздних работ Андреа Мантеньи относят и «Мадонну делла Виттория» – «Мадонну Победы» (1496, Париж, Лувр), написанную в память удачного сражения с французской армией при Форново 6 июля 1496. Во главе союзной армии итальянских государств стоял Франческо II, изображенный художником у трона Мадонны.

Андреа Мантенья. Мадонна победы. 1496

Две композиции были созданы Мантеньей для кабинета-студиоло Изабеллы д"Эсте – «Парнас » (1497) и «Минерва, изгоняющая Пороки из сада Добродетелей» (1504).

Андреа Мантенья. Парнас. 1497

В 1630 обе картины были приобретены кардиналом Ришелье и в настоящее время хранятся в Лувре.

Андреа Мантенья. Паллада, изгоняющая пороки из сада добродетелей. 1499-1502

Мантенья был также одним из лучших граверов Раннего Возрождения. Очевидно, к технике гравюры на меди он обратился после поездки в Тоскану в конце 1460-х. Прежде Мантенье приписывали около пятидесяти гравюр. В настоящее время к его работам с уверенностью относят не более семи – две «Вакханалии» и две «Битвы морских божеств» (1480-е), «Положение во гроб», «Мадонну с Младенцем» (ок. 1475) и «Христа со святыми Андреем и Лонгином» (ок. 1488); все они исключительно высоки по качеству.

Святой Себастьян . Картина Андреа Мантеньи, ок. 1506

Мантенья был также блестящим рисовальщиком, но рисунков его сохранилось очень мало. Он выполнял их в основном пером на тонированной бумаге, в поздних работах применяя также размывку. В этой технике исполнен его шедевр – «Юдифь» (Флоренция, Уффици). Возможно, Мантенья занимался и скульптурой. Ему приписывают рельеф с двумя путти и несколько статуй святых в Мантуанском дворце. В погребальной капелле Андреа Мантеньи в церкви Сант-Андреа находится бронзовый бюст – портрет художника, который также считается его работой, но, скорее, выполнен по его модели Джан Марко Кавалли.

Другие произведения: «Поклонение пастухов» (1440-1450, Нью-Йорк, Музей Метрополитен), «Св. Эуфемия» (1454, Неаполь, Каподимонте), «Принесение во храм» (ок. 1455, Берлин, Государственные собрания), «Мужской портрет» (до 1459, Вашингтон, Национальная галерея), «Святой Себастьян» (Вена, Художественно-исторический музей), «Портрет кардинала Меццароты» (1459, Берлин, Государственные собрания), «Портрет Карло Медичи» (Флоренция, Уффици), «Св. Георгий» (1467, Вена, галерея Академии художеств), «Мадонна перед карьером» (конец 1460-х, Флоренция, Уффици), «Св. Себастьян» (1481, Париж, Лувр), «Мадонна с херувимами» (1485, Милан, Пинакотека Брера), «Св. собеседование» (Дрезден, Картинная галерея старых мастеров), «Св. Себастьян» (1490, Венеция, Ка д"Оро), алтарь Тривульцио (1497, Милан, Кастелло Сфорцеско), «Мадонна с Младенцем» (1495-1505, Нью-Йорк, Музей Метрополитен), «Мадонна с Младенцем и святыми» (Лондон, Национальная галерея), «Св. Антоний» (Падуя, Городской музей), «Моление о чаше» (Лондон, Национальная галерея), «Крещение» (Мантуя, Сант-Андреа), «Мадонна с Младенцем» (Милан, Музей Польди-Пеццоли), «Триумф Сципиона», «Самсон и Далила», «Весталка Тусция», «Софонисба», «Юдифь» (все – конец 1490-х, Лондон, Национальная галерея), «Юдифь» (1490-е, Дублин, Национальная галерея Ирландии), «Дидона» (Монреаль, Музей изящных искусств), «Суд Соломона» (Париж, Лувр), «Жертвоприношение Авраама», «Давид и Голиаф» (обе – Вена, Художественно-исторический музей), «Муций Сцевола» (Мюнхен, Старая пинакотека).

Литература : Вазари 2001. Т. 2; Знамеровская Т. П. Андреа Мантенья – художник североитальянского кватроченто. Л., 1961; Данилова И. Е. Итальянская монументальная живопись XV века. М., 1970; Лазарев В. Я. Мантенья // Лазарев 1971; Николаева Н. В. Творчество Никколо Пиццоло // Искусство. 1976. № 5; Виппер 1977. Т. 2; Николаева Н. В. Андреа Мантенья. М., 1980; Габричевский А. Г. Мантенья // Творчество. 1992. № 1; Сонина Т. В. Программа художественного убранства студиоло Изабеллы д"Эсте // Итальянский сборник. СПб., 1997. Вып. 2; Махо О. Г. Камера дельи Спози Андреа Мантеньи в мантуанском дворце: мир реальный и мир идеальный // Культура Возрождения и власть: Сб. ст. М., 1999. Scardeone B. Historiae de urbis patavinae antiquitate et claries civibus patavini. Padova, 1560; Thode H. Mantegna. Bielefeld; Leipzig. 1897; Yriarte C. Mantegna. Paris, 1901; Kristeller P. Andrea Mantegna. London, 1901; Moschetti A. Documenti relativi alla pittura Padovana del secolo XV. Venezia, 1908; Tietze-Conrat E. Was Mantegna an Engraver? // Gaz. des B.-A. 1943. Vol. XXIV; Hartt E Mantegnas Madonna of thи Rockes // Ibid. 1952. Vol. XL; Fiocco G. L"arte di Andrea Mantegna. Venezia, 1959; Cipriani R. Tutta la pittura del Mantegna. Milano, 1962; Camesasca E. Mantegna. Milano, 1964; Bellona M., Caravaglia N. L"opera completa del Mantegna. Milano, 1967; Verheyen E. The Paintings in the Studio of Isabella d"Este at Mantua. New York, 1971; Brown C. M. New Documents of Mantegnas Camera degli Sposi // Buri. Mag. 1975. Vol. CXIV; Lo Studiolo d"Isabella d"Este: Exh. cat. / Ed. S. Bйguin. Paris, 1975; Fiocco G. Paintings by Mantegna. London, 1978; Lightbown R. Mantegna. Oxford, 1986; Норе C. "The Triumphs of Caesar" // Andrea Mantegna: Exh. cat. / Ed. J. Martineau. London, 1992; Gilbert C. Huldah solves thи problem: Identifying a Mantegna subject // Apollo. 1996. Voi. CXLIII. No. 412; Fletcher S. A re-evalution of two Mantegna prints // Print quarterly. 1997. Voi. 14. No. 1; Hauser A. Andrea Mantegnas "Parnass". Ein Programmbild orphischen Künstlertums // Pantheon. 2000. Bd. LVIII; Karpinski C. Mantegnas Triumphs in Andreani"s form // Apollo. 2001. Vol. CLIII. No. 472; A casa di Andrea Mantegna: Cultura artistica a Mantova nel Quattrocento / A cura di R. Signorini. Milano, 2006; Mantegna a Mantova. 1460-1506 / A cura di M. Lucco. Milano, 2006.

По материалам статьи Т. Сониной

Картина Андреа Мантенья “Моление о чаше” имеет и другое название “Иисус Христос в Гефсиманском саду”. Пять ангелов являются молящемуся Христу, в то время как трое апостолов спят на переднем плане, не ведая, что Иуда и толпа солдат идут с намерением взять Христа под стражу. В этой сцене все – фантастические причудливые скалы, воображаемый город, жесткие складки материи – написано в детальной, твердой и точной манере, присущей живописцу и граверу Андреа Мантенья.

Андреа Мантенья был незнатного происхождения, но усыновленный и обученный простым малоизвестным живописцем, он стал одним из самых значительных художников своего времени. Стиль Андреа Мантенья, как и стиль других ренессансных мастеров, сформировался под воздействием древнегреческой и древнеримской скульптуры. Многие из его произведений действительно исполнены как гризайль – живописная имитация мраморного или бронзового рельефа.

Большую часть жизни Мантенья состоял придворным художником герцога Мантуанского, для которого собрал крупную коллекцию предметов классического искусства. С 1460 Андреа Мантенья жил в Мантуе при дворе Лодовико Гонзага (в 1466–1467 посетил Флоренцию и Пизу, в 1488–1490 – Рим). В росписях “Камеры дельи Спози” в замке Сан-Джорджо (1474) художник, добиваясь визуально-пространственного единства интерьера, осуществил идею синтеза реальной и “нарисованной” архитектуры.

Иллюзионистические эффекты этих росписей, в частности, имитация круглого окна в потолке, предвосхищают аналогичные поиски Корреджо. Суровым духом римской античности проникнута серия монохромных картонов Андреа Мантенья с “Триумфом Цезаря” (1485–1488, 1490–1492, Хэмптон-корт, Лондон). Среди поздних произведений Мантеньи – аллегорико-мифологические композиции для кабинета Изабеллы д"Эсте (“Парнас” или “Царство Венеры”, 1497, Лувр, Париж), цикл монохромных картин, в том числе “Самсон и Далила” (1500–е годы, Национальная галерея, Лондон), исполненное драматизма и композиционной остроты полотно “Мертвый Христос” (около 1500, Галерея Брера, Милан).

Живописец Андреа Мантенья был также новатором в области гравюры, и его эстампы на античные темы позднее оказали влияние, в частности, на Дюрера. Графические работы Мантеньи (цикл гравюр на меди “Битва морских божеств”, около 1470), почти не уступающие его живописи по чеканной монументальности образов, сочетают скульптурную пластичность с нежностью штриховой моделировки.

Андреа Мантенья сочетал в себе главные художественные устремления ренессансных мастеров 15 столетия: увлечение античностью, интерес к точной и тщательной, вплоть до мельчайших деталей, передаче природных явлений и беззаветную веру в линейную перспективу как средство создания на плоскости иллюзии пространства. Его творчество стало главным связующим звеном между ранним Возрождением во Флоренции и более поздним расцветом искусства в Северной Италии.